Мужество как качество экзистенции

МУЖЕСТВО КАК КАЧЕСТВО ЭКЗИСТЕНЦИИ
При чтении романа «Тихий Дон» невольно обращается внимание на мужество его героев. И мужество это не показное, не наигранное, а естественное, реальное.  Так естественно мужественными были все поколения крестьян, родившиеся на Руси, в России, как и поколения всех крестьян.  Мужеству учила их сама жизнь, земля, на которой работали они.  Нельзя было заранее сказать, родит ли земля в  этом году хлеб или будет  неурожай и голод.  Но заботы о  семье заставляли не смотря ни на что совершать свой труд.  Позднее, кто не выдерживал ежегодные подобные испытания, уезжал в город или уходил на заработки.  Но всегда находились люди, которые безмолвно любили эту не очень приветливую, но родную землю, любили труд на ней и не мыслили себе другой жизни.
Крестьянское сословие во все времена было самым независимым духовно, ибо оно одно способно прокормить  себя благодаря труду на земле, а без еды не может существовать ни одно живое существо.  Но крестьянин всегда был и самым беззащитным социально разумным существом на земле, и чтобы переносить все жизненные невзгоды требовалось то, что называется мужеством.  Жизненный мир крестьян не является таким простым, как может показаться городскому жителю.  Это ярко проявляется в страшные годы природных и социальных катастроф, какими являются войны и революции.
В страшную войну 1941-1945 годов большинство солдат победившей советской армии было из крестьян или из их ближайших поколений.  И множество выдающихся агрономов, инженеров, ученых, писателей, художников, священников породило крестьянское сословие.  Примером тому является сам писатель Михаил Александрович Шолохов.
Мужество в Философской Энциклопедии определяется как «добродетель, характеризующая нравственную меру в преодолении страха; одна из четырех кардинальных добродетелей Античности (наряду с умеренностью, мудростью  и справедливостью»[18, с. 618]. 
В современном энциклопедическом словаре по этике «Этика. Энциклопедический словарь» (М. 2001) перепечатана статья А.А. Гусейнова о мужестве из приведенной выше Философской Энциклопедии.  В Толковом  словаре русского языка С.И. Ожегова мужество определяется как «храбрость,  присутствие духа в опасности» [4, с. 378].  В знаменитом «Толковом словаре живого великорусского языка» Вл. Даля мужество связывается с «состоянием мужа, мужчины», мужество здесь определяется и как «стойкость в беде, борьбе, духовная крепость, доблесть; храбрость, отвага, спокойная смелость в бою и опасности; терпение и постоянство» [3, с. 357].
Мужество давно приобрело в глазах людей статус одной из важнейших моральных ценностей человека.  Мужественны герои «Илиады» и «Одиссея» Гомера.  Мужество воспитывалось в Спарте у ее жителей.  Примером подобного воинского мужества служит подвиг 300 спартанцев.  Одним из первых философов  обратил внимание на мужество великий Платон, сам проявлявший в жизни немалое мужество. Мужество исследовал и знаменитый ученик Платона Аристотель.  Мужеству учили и теоре-тически и практически стоики.  Не случайно само мужество  часто определяется как стойкость в беде, о чем проповедовали стоики.
Мужество ценилось и исповедовалось в христианской культуре. Крестные страдания самого Господа Иисуса Христа явили пример великого мужества.  О мужестве из позднейших мыслителей писали Ницше, Тиллих.  Да, это важное для человека качество души!  Жизнь сама обрекает нас на мужество и в определенной степени награждает этим даром.  И от человека зависит, как он им распорядится: сохранит, приумножит или растеряет.  И мужество обще человечно, ведь все мы смертны, а встретить свой последний час достойно надо иметь мужество.  А женщины?! – Решится на рождение ребенка уже требует мужества!
Философы особо исследовали содержание мужества, его природу, факторы воспитания.  Мы более подробно рассмотрим учения Платона, Аристотеля, Тиллиха, имея в качество примеров жизни и дела героев «Тихого Дона», описанных в столь мощной реалистической парадигме.
Платон рассматривал мужество в нескольких своих диалогах, -«Лахет», «Менон», «Протагор», «Государство».  Здесь  видно, что интересовало уже древних греков в вопросах о душе и ее качествах.  Так, в диалоге «Лахет» ставится вопрос о воспитании сыновей. Приводятся мудрые слова Солона, что «старея я постоянно многому учусь», т.е. воспитанием и самовоспитанием надо заниматься всю жизнь. В диалоге отмечаются различные виды мужества: кто-то мужественен в бою, кто-то среди мирских опасностей, в болезнях, в бедности и в государственных делах, кто-то умеет искусно бороться со страстями и  наслаждениями[10, с. 237].
В диалоге предпринимаются попытки определить мужество.  Так, Лахет говорит, что мужество есть стойкость, затем добавляет, что мужество – это разумная стойкость. Собеседники рассматривают и примеры безрассудной стойкости, «природной стойкости», обнаруживаемой, например, у животных. Никий, один из собеседников Сократа, говорит, что он и не думает «называть мужественными ни зверей, ни какое-либо иное существо, не страшащего опасности по неразумию и потому бесстрашное и глупое»[5, с. 244].  Он предлагает различать дерзость и мужественность.  Ведь и дети кажутся мужественными, когда они по неопытности не знают страха.
Сократ замечает, что «страх – это ожидание грядущей беды».  И он предлагает такое определение мужества: «Следовательно, мужество – наука не только об опасном и безопасном, ибо она знает толк не только в грядущем добре и зле, но и в настоящем, и в прошедшем – в самых различных опасностях, - как и все другие науки» [5, с. 247].
Ясно, что это определение не окончательное и для самого Платона.  Но в диалоге отмечены некоторые реальные черты  мужества. Мужество и знание, более того, мужество и мудрость действительно сопричастны друг другу.  Множество случаев обнаружения малодушия у того, кто не знает  как должно будет развиваться ситуация.  Так, малограмотный солдат боится зайти на учениях в комнату с газом или подержать в руках боевую гранату, ибо не знает как все это может обернуться. Значит, мудрость действительно успокаивает, придает мужества. Однако можно быть знающим, мудрым, но не обладать должным мужеством.  Потому знание, мудрость и мужество едины, но не тождественны.  Также как мужество и бесстрашие различаются по сущности.  Мужество – это качество души, проявляющаяся как стойкость в беде, борьбе, как духовная крепость.  Мужество можно воспитать, если оно есть в человеке изначально. 
В диалоге «Менон» речь идет о воспитании добродетелей, а также об их сущности. Сократ высказывает мысль, что у всех добродетелей «одна определенная идея».  И он призывает искать эту пока неведомую идею добродетели.  « А вот за то, что мы когда стремимся искать неведомое нам, становимся лучше и мужественнее и деятельнее тех, кто полагает, будто неизвестное нельзя найти и незачем искать, - за это я готов воевать, насколько это в моих силах, и словом, и делом»[6, с. 393]. С добродетелью дело осложняется тем, что найти учителей добродетели невозможно.  «Я много раз, - говорит Сократ, - искал учителей добродетели, но не мог найти, чтобы ни предпринимал»[6, с. 397].
Но очевидна связь, например, добродетели мужества с разумом, ибо если мужество не имеет ничего общего с разумом, то это просто дерзость. Сократ  приходит к  выводу на примере достойных людей Афин - Перикла, Фукидида и других, не способных  научить добродетели и своих сыновей, что эти достойные люди не знали, что такое добродетель, но имели правильное мнение о ней, что позволяло им догадываться об истине, не познав ее умом.  А это в свою очередь способствовал  им вести свои полисы «по правильному пути». 
Итак, в данном диалоге Сократ приходит к выводу, что добродетели, в том числе мужество, не являются знанием, а это  скорее «божественный дар», т.е. достается человеку от Бога.  Так что добродетель – счастливая случайность? И ее нельзя научить, воспитать? Эти  вопросы остаются ак-туальными.  Жизненный опыт показывает, что добродетели в известной мере можно перенять у родителей, от окружающих, от правильных книг, фильмов, картин и т.п., т.е. от того, кто и что внушает истинное мужество, справедливость и т.д.  Велика здесь роль примера.
Об этом есть свидетельства и в «Тихом Доне», как, например,  описанный в романе случай мужественного и справедливого решения стариков Мелеховых с направлявшимся в их курень свояка Дмитрия Коршунова, ставшего карателем хуторян, и которого Мелеховы не пустили на порог своего дома.  «И больше чтоб и нога твоя ко мне не ступала.  Нам, Мелеховым, палачи  несродни, так-то!»[16, с. 454].  Вот такие нравственные качества, которые продемонстрировали в этом эпизоде отец и мать Григория Мелехова, и сформировали во многом мужественность и благородство их сына.  Многими нитями связан человек со своей семьей, с родными, со своим сословием, землей, родиной, с ее жизненным миром. 
В диалоге «Протагор» продолжаются рассуждения о добродетелях. Здесь ставится проблема соотношения разных добродетелей друг с другом.  Платон интуитивно чувствовал определенную логику добродетелей, хотя и не смог ее четко определить.  Поднимается здесь и вопрос о содержании добродетелей, о том  могут ли быть добродетели у зла, несовершенства.  Так, Протагор, как один из участников диалога, заявляет, что «можно найти многих людей самых несправедливых, нечестивых, необузданных и невежественных, а вместе с тем чрезвычайно мужественных» [7, с. 237].
Это серьезная проблема и для нашего времени.  Может ли быть справедливым, смелым, мужественным наш противник, который может казаться нам противником добра?  Для многих людей в советскую эпоху противниками добра являлись белогвардейцы.  Но роман Шолохова «Тихий Дон» убедительно показал, что и в стане белых могут быть справедливые, храбрые и мужественные люди, как Григорий Мелехов.  Классическая литература учит нас и благородству, истинной толерантности. Вот почему для молодежи надо отнести такие книги в список необходимых для прочтения.
В диалоге «Протагор»  вновь обращается внимание на отличие мужества от подобных ему  феноменов – смелости, исступления. Видим как Платона мучила проблема точного определения  мужества.  Протагор говорит: «Точно так же и в том случае: смелость и мужество не одно и то же, поэтому мужественные бывают смелыми, однако не все смелые мужственны, ведь смелость возникает у людей и от мастерства, и от страсти и неистовства, как и сила, мужество же – от природы и развития души»[7, с. 239].
Действительно, мужество и смелость не одно и то же. Ярко показано это в романе «Тихий Дон» в  сцене расстрела белыми казаками отряда красноармейцев Подтелкова. Один из красноармейцев проявил малодушие в момент казни.  Он плакал, умолял казаков помиловать его, унижался, цеплялся за их ноги.  «Тут только Подтелков угадал сопротивляющегося и ужаснулся: это был один из наиболее бесстрашных красногвардейцев, мигулинский казак 1910 года присяги, георгиевский кавалер всех четырех степеней, красивый светлоусый парень»[17, с. 685].
Мужество, смелость, храбрость, отвага – все это близкие по сущности понятия, но, как заметили еще в древности, имеющие различия по содержанию. Храбрость, смелость, отвага и в современных толковых словарях рассматриваются как синонимы.  Примерно также отождествляются эти понятия и в более раннем Толковом словаре Вл.И. Даля. Однако у философов, как мы видели на примере Платона,  с древних времен мужество выделялось особо.  С точки зрения здравого смысла мы чувствуем здесь различие.  Смелость, храбрость предстают как спонтанные и кратковременные  феномены.  Мужество же предполагает стойкость не только по силе, но и по времени в перенесении жизненных испытаний, это определенный уклад души.
Всегда ли мужество предстает добродетелью, т.е. положительной моральной ценностью?  Мы уже отмечали, что благородный человек и у своих противников, оппонентов признает наличие мужества, справедливости, если они проявлены.  Но они могут служить и делу зла.  Мужественным может быть и разбойник, который проявляет подобное на допросе, при пытках, и ведет себя достойно вплоть до казни,  как Степан Разин.  Как оценить подобное мужество?  Как не неприятно это звучит для многих людей, мужество было и у некоторых фашистов, негодяев по своим по-ступкам.  Жаль, что сила духа здесь не служило делу добра. Почему важна мудрость!  Да, в подобных случаях есть мужество как проявление жизненной силы, энтелехии, стойкости духа, умения терпеть, идти на опасность.  За подобное мужество можно уважать, но не прощать. Рассматривать мужество можно и нужно  в разных контекст/правдах.
В диалоге Платона «Государство» мужеству также уделено определенное внимание.  Здесь вновь поднимается вопрос о воспитании души. Платон подробно рассматривает факторы, способствующие воспитанию человека.  Он выделяет два вида воспитания: гимнастическое и мусическое или музыкальное. Сначала – мусическое воспитание, включая мифы для детей, а затем гимнастика.  «И мнения, воспринятые им [ребенком – МПЕ] в  таком раннем возрасте, обычно становятся неизгладимыми и неизменными»[8, с. 158].
Уже во времена Платона обращали внимание на содержание мифов/сказок. – «Пусть и не пытаются у нас внушить юношам убеждения, будто боги порождают зло и будто герои ничуть не лучше людей»[8, с. 172].  Платон писал: «Ведь правильное воспитание и обучение пробуждают в человеке хорошие природные задатки, а у кого они уже были, благодаря такому воспитанию они становятся еще лучше»[8, с. 212]. В диалоге «Государство» анализируются музыка, поэзия как средства воспитания.  Известно, что даже сочинения Гомера Платон исключал из числа произведений необходимых для юношества.
Есть в диалоге и определение мужества: «И мужественным, думаю я, мы назовем каждого отдельного человека именно в той мере, в какой его яростный дух и в горе, и в удовольствиях соблюдает указания рассудка на счет того, что опасно, а что неопасно»[8, с. 237].  Здесь мы встречаемся с гениальной интуицией Платона, когда он различает психические основания мужества, – яростный дух, - и само мужество как ценность, для которой необходима правильная ориентация в добре и зле.  
Мужество по Платону есть «гражданское свойство».  Добродетелью мужества наделены прежде всего воины, стоящие на защите отечества.  Можно изменить данную логику как, собственно, делает это Платон, и призвать конструировать сословие стражей/воинов из тех, кто наделен мужеством. Так и сословие правителей государства должно формировать из людей проявляющих мудрость.
Один из тех кто внес дополнения в учение Платона был его гениаль-ный ученик  - Аристотель. Аристотель, который ввел в европейские языки сам термин «этика», о мужестве высказался в «Никомаховой этике». Для Аристотеля несомненно мужество являлось добродетелью, т.е. положи-тельном моральным качеством человека. Мужество есть «стойкость в перенесении страданий».  А «мужественным следует быть не по принуждению, а потому, что это прекрасно»[1, с. 112]. Мужественным человеком по Аристотеля «оказывается, видимо, тот, кто безбоязненно встречает пре-красную смерть и все, что грозит скорой смертью, а это бывает прежде всего в битве»[1, с. 109].
В вопросе о мужестве и других добродетелей Аристотель не столько искал их точных дефиниций, сколько исследовал их воплощение в жизни. Добродетели прежде всего проявляются в поступках людей.  Заслугой Аристотеля является то, что он обратил внимание на место поступка в морали.  Эта «элементарная клеточка» нравственности оказывается не столь уж элементарной для теоретического анализа по своему содержанию и остается как проблема и для этики нашего времени.  Современный российский этик А.А. Гусейнов в истории этики отметил тех, кто серьезно занимался поступков, и к их числу относятся выдающиеся мыслители -Аристотель, Кант, Бахтин.  У самого А.А. Гусейнова есть замечательные работы о поступке [11].
Каков объективный критерий поступка?  И есть ли такой критерий?  Аристотель здесь пошел на встречу индивиду, считая, что критерием нравственно совершенного поступка является выбор совершенного (добродетельного) человека.  Кант позднее пойдет в другом направлении – к транс-цендентальным принципам поступка, к категорическому императиву.  С нашей точки зрения, критерием нравственного поступка является его соответствие объективным ценностям добра, что ближе к позиции Канта.
Точка зрения Аристотеля имеет определенные основания и последствия.  Аристотель, как видим, придавал большое значение врожденности нравственных устоев человека. Нравственные качества у человека могут существовать и в возможности, но если их там нет, то они не проявятся и в действительности. В этом состоит одна из любимых идей Аристотеля: только то может реализоваться в действительности, что уже существует в возможности.  Понятным становится и замечание Аристотеля, что изучение этики важно и полезно для относительно опытных и знающих толк в морали людей.  Людей безнравственных этика не сделает нравственными, а для нравственных она важна  для совершенствования.
Определенная врожденность морали не означает ее жесткой предопределенности, не лишает человека всецело свободы воли, которая также имеет определенную врожденность.  Врожденной может быть форма, а реализация формы имеет свободу выбора, свободу действия.  В книге «О душе» Аристотель сделает важное замечание о природе человека: «Душа есть место нахождения форм с той оговоркой, что не вся душа, а мыслящая часть, и имеет формы не в действительности, а в возможности» [2, с. 433-434].
Аристотель проклассифицировал добродетели.  Он выделил 12 важнейших добродетелей, которых можно поделить на три группы: добродетели личности, гражданские и добродетели общения.  Мужество относится к добродетелям личности. Существует пять видов мужества: гражданское мужество; мужество сформированное опытом, например, опытом в битве, опытом владения оружием; мужество от ярости, хотя оно может быть присуща и зверям, которые приходят в ярость от страдания или от страха; мужество от гнева и мужество от самонадеянности.
Учением о различных видах мужества Аристотель расширил сферу данной добродетели и признал ее определенную воспитуемость.  Мужество может быть развито факторами, которые отмечены в названиях ее видов.  Здесь, в частности, наблюдается диалектика цели и средств.
Для формирования мужества, как и других добродетелей, важен «принцип середины». Знаменитый «принцип середины» Аристотеля – это в основном середина в доставлении удовольствий и страданий.  Так, мужество есть середина  между безрассудной храбростью и трусостью.  Аристотель пишет, что «трус, смельчак и мужественный человек имеют дело с одним и тем же, но относятся они к этому  по разному»[1, с. 111].  Это, например, заметно при страдании, когда трусливый человек «легко теряет надежду».  И в преддверии опасности смельчаки «безоглядны и полны рвения, а мужественные решительны в деле, а перед тем спокойны»[1, с. 111]. Здесь Аристотель подметил важную особенность мужественного поведения: в минуту вызова, или крайней опасности, мужественный человек не теряет самообладания от страха или отчаяния, а становится удивительно спокойным, хотя может действовать почти бессознательно.  Мужество отличается и от бесстрашия, которое может быть от тупости, от ненормальной психики или от непонимания ситуации, как в случаи с детьми.
В новейшей истории о мужестве содержательно писал протестантский теолог Пауль Тиллих (1886-1965).  В своей книге «Мужество быть» он дал замечательный анализ с экзистенциальной точки зрения данному феномену[15].  В начале своей работы Пауль Тиллих дает определение «мужеству быть».  «Мужество быть, - пишет он, - это этический акт, в котором человек утверждает свое бытие вопреки тем элементам своего существования, которые противостоят его сущностному самоутверждению» [15, с. 8].  За этим казалось бы сугубо духовным феноменом он сразу же выделяет онтологическую и нравственную стороны. «Нравственная сторона мужества непостижима без рассмотрения его онтологической стороны» [15, с. 27].  
Мужество является существенным элементом, качеством человеческого бытия, экзистенции. И в дальнейшем Тиллих доказывает данный тезис через анализ человеческого бытия. В первой главе книги  он рассматривает историю  вопроса о мужестве в философии. Тиллих пишет здесь о Платоне и Аристотеле, о стоиках и христианах.  Именно в поздней античности и в Новое время, замечает Тиллих, мужество начинает рассматриваться  более широко, включая его этические и онтологические элементы. В это же время начинает формироваться демократическое представление о мужестве в противовес аристократическому. Действительно, идеалом для стоиков в отношение мужества стал представляться не воин, не Ахилл, а мудрец философ Сократ.  «Именно такое мужество, - пишет Тиллих, - помогло многим в различных частях древнего мира найти «утешение в философии» в период катаклизмов и перемен» [15, с. 14].  П. Тиллих здесь несомненно прав, - в качестве примера можно привести книгу Боэция «Утешение философией», написанную в ожидании казни.
Гуманизм Нового времени П. Тиллих определяет как неостоицизм, а ярким его представителем считает Спинозу.  В Новое время мужество стало пониматься как самоутверждение и самосохранение, в противовес самоотрицанию стоиков. Космическое спасение противопоставляется космическому фатализму. Жизнеутверждение противостоит жизнеотрицанию, оптимизм пессимизму. Тиллих вспоминает Ницше.  «Воля к власти – это самоутверждение воли как предельной реальности» [15, с. 25], - пишет Тиллих.  Тиллих любит употреблять понятие «предельное» в разных сочетаниях.  Так, истинная христианская вера у него есть «предельный     ин-терес»[12].
Какой  смысл вкладывает Тиллих в понятие «предельное»?  В случае с верой «предельный интерес» - это тот, который не может быть даже в принципе, в идеале замещен иным интересом[13].  Воля же как  «предельная реальность» есть реальность, которая самодостаточна, которая замыкается на саму себя, - «волит самое себя с двойственной целью самосохранения и самотрансцендирования»[15, с. 25].  Воля у Ницше служит и жизни и смерти, так как смерть есть лишь неизбежная необходимость, она «состав-ляет часть жизни».  Тиллих замечает, что Ницше «развивает профетическую философию мужества», которая противоборствует «господству посредственности и упадку жизни» [15, с. 25].
В главе второй и вплоть до последней, шестой главы, П. Тиллих проводит содержательный анализ феномена мужества, отмечает различные виды его конкретного проявления, его связи с другими феноменами психики и морали. Так, мужество имеет корреляцию с тревогой, со страхом, с отчаянием.  Мужество призвано справиться с тревогой, которая предстает «экзистенциальным осознанием небытия» [15, с. 30].  Тиллих выделяет три формы тревоги: тревогу смерти, тревогу отсутствия смысла и тревогу осуждения.  Соответственно по Тиллиху существует и три типа само-утверждения или мужества: онтическое  самоутверждение, духовное и нравственное. 
Онтическое самоутверждение мы имеем в случае тревоги судьбы и смерти.  Духовное самоутверждение П. Тиллих связал с тревогой пустоты и отсутствия смысла, а нравственное – с тревогой вины и осуждения.  Чтобы вынести подобные вызовы жизни, действительно, нужно мужество.
Тиллих исследует в основном тревогу, а не страх.  «Страх, в отличие от тревоги имеет определенный объект.  Человек способен воспринять этот объект «внутрь своего самоутверждения»,  проанализировать его, перетерпеть и побороть.  Тревога имеет более общий характер и  требует особого мужества.  «Тревога стремится  превратиться в страх, так как мужество способно его встретить» [15, с. 32].  Но попытки эти тщетны, заявляет Тиллих.  «Устранить основополагающую тревогу конечного бытия, вызванную угрозой небытия, невозможно.  Эта тревога присуща самому су-ществованию» [15, с. 32]. 
Три типа тревоги могут порождать и отчаяние.  «Отчаяние – это предельная или «пограничная» ситуация.  Человек не способен продвинуться по ту сторону отчаяния» [15, с. 43].  Подлинное отчаяние связано не с онтическим самоутверждением, исходом из него было бы самоубийство, а с отчаянием вины и осуждения, избавиться от которого онтически невозможно. Поэтому человек стремится избежать отчаяния, и в большинстве случаев успешно и помогает ему его мужество.  Это, собственно, и есть разрешение ситуации отчаяния: победить отчаяние можно избегая отчаяния, не доводя себя до подобной ситуации.  Философией отчаяния, по Тиллиху, является поздний экзистенциализм – Хайдеггер, Сартр. 
П. Тиллих анализирует факторы, которые влияют на развитие у человека различных типов тревоги  и соответствующего мужества. Так, основополагающая тревога смерти «возрастает по мере развития индивидуализма».  Представители «коллективистских культур» менее подвержены данному переживанию, чем представители «индивидуализированных цивилизаций», что не означает всецелого отсутствия оного. Соответственно, коллективизм, по Тиллиху, отличается особой разновидностью мужества, что создается посредством множества «действий и символов», внутренних и внешних. 
С  тремя типами тревоги связаны, по Тиллиху, три эпохи тревоги, как об этом свидетельствует история западной цивилизации.  Существовала онтическая эпоха мужества, она приходится на античность.  Здесь мужество питалась и поддерживалась философией, и не случайно  идеалом мужественного человека предстал философ Сократ.  Нравственная эпоха мужества – средневековье. Здесь мужество формировалось религией, а идеалом служил монах-святой.  Духовная эпоха мужества – современ-ность, которую и исследует больше Тиллих.  П. Тиллих отмечает, что три типа тревоги сосуществуют, хотя главенствующей на определенный момент является одна из них.  «И хотя всякий раз преобладает лишь один из этих типов тревоги, два других также присутствуют и обнаруживают себя» [15, с. 44].
Как оценить приведенные выше идеи П. Тиллиха? Заслуживает признания уже тот факт, что П. Тиллих взялся философски осмыслить феномен мужества.  Мужество, действительно, является одной из основополагающих всеобщих личностны и социальных ценностей.  Как  учил Платон, это одна из важнейших добродетелей.  Мужество присуще каждому человеку, и оно есть у каждого индивида, только в разной степени. Тревоги смерти, болезни, социальных тягот затрагивают каждого из нас.  Кардинальном выходом из всех  тревог было бы самоубийство.  Но наше сознание интуитивно признает в таких случаях суицид за слабость, за недостаток мужества.
П. Тиллих правильно выделил онтическую и нравственную стороны мужества.  Очень убедительно получилось у него и описание тревоги, связанной с мужеством.  Действительно, мы можем выделить три типа тревоги – онтическую тревогу, духовную и нравственную.  Является ли исчерпывающей данная квалификация? Куда, например, отнести тревогу за здоровье?  Тревогу внушаемую болезнями? Тревогу за близких людей?  Чтобы выдержать эти тревоги также нужно мужество. Тревоги окружают человека от младенчества до старости.  Среди них, основополагающей можно признать онтическую тревогу, как и утверждал Тиллих, а среди множества  других выделить как одну из главных – нравственную тревогу.
Не совсем понятно, что Тиллих имеет в виду под духовной тревогой. Обычно духовные факторы русскоязычная философия связывает с религией, с Богом, а Тиллих связывает его с отсутствием смысла и с пустотой.  Но это то, что в русскоязычной этике и философии обычно соотносится с нравственностью, ибо смысл жизни есть категория нравственного сознания. П. Тиллих слишком резко разделял онтическое, духовное и нравственное отношения к тревоги.  Правда, у него встречаются замечания и об их единстве. «Каждый тип тревоги имманентно присутствует в тревогах других типов» [15, с. 42], - замечает Тиллих. Так, онтическая и нравственная формы тревоги «вызывают и усиливают друг друга». И «точно так же взаимозависимы духовое и нравственное небытие».
С нашей точки зрения взаимные связи разных форм тревоги следует исследовать более тщательно.  Дело в том, что нравственность имеет всеобщий характер и интенционально связана со всеми элементами бытия.  Так, онтическую тревогу, вызванную угрозой скорого небытия и смерти можно победить нравственно, увидев смысл в самой смерти как элементе жизни.  Есть замечательная мысль, приписываемая Марку Аврелию: «Смерть улыбается в лица нам всем, и от нас зависит улыбнемся ли мы ей в ответ».  В творчестве Льва Толстого есть прекрасные  страницы, посвященные подобной метаморфозе смерти.  Аналогично потеря смысла побеждается нравственным пониманием наличия у человека «вечных смыслов», которых утратить невозможно. Таков, например, смысл жизни за-ключающейся в самой достойно прожитой жизни.  Есть две замечательные идеи, имеющие основания в Евангелиях: «Каждому дается столько, сколь-ко он может вынести», и «Претерпевший до конца спасется». 
П. Тиллих пишет и о витальной силе, о витализме, к которой приходится обращаться в поисках истоков мужества.  Витальность для Тиллиха есть «способность к жизни».  «Мужество быть - это функция витальности» - пишет Тиллих. Не будем вдаваться в споры о витальности, которые уже давно отгремели, - Аристотель  витальность связывал с энтелехией, с жизненной силой, а последним  крупным адептом ее был Г. Дриш, немецкий философ  19-20 веков[14].  Это для многих ненаучное идеалистическое понятие начинает работать там, где не все явления можно объяснить с меха-нической точки зрения.  В самом деле, мы можем наблюдать удивительную стойкость, силу воли к жизни у многих народов и индивидов.  Такой витальностью и мужеством отличается и русский народ.  Об удивительной воли к жизни русских  свидетельствует нам весь трагический для России ХХ век.  Очень образно и точно данное качество русских передано, например, в романе «Тихий Дон», в описании судеб его героев.
Если отбросить всякую мистику, то что можно сказать об энтелехии или об жизненной силе?  Есть ли за этими явлениями что-то реальное, объективное?  С нашей точки зрения жизненная сила существует у каждого индивида и, соответственно, у каждого народа.  Жизненная сила есть комплексное понятие, обозначающее способность индивида к борьбе  за свое существование, за жизнь. Как утверждает американский лингвист Н. Хомский существует глубинная универсальная грамматика, по разному проявляющая себя в языковых структурах. Также можно предполагать глубинное универсальное чувство реальности, которое формируется у человека с детства, когда он впервые столкнулся с «неподатливой» реальностью вне себя и с «непослушными» игрушками, с которыми он играл. Предположи-тельно существует также глубинная универсальная  нравственность, лежащая в основе человеческих представлений о справедливости, мужестве и т.д., которая также формируется   с детства, когда мы часто в слезах начинали воспринимать от родителей и сверстников понятия справедливости и добра.  Жизненная сила есть у каждого живого существа, она проявляется и в естественном нравственном законе.  Ею награждает природа каждого индивида  для достойной жизни и смерти.  И задача индивида не утратить ее, а приумножить.  Но она существует в человеке до последнего часа, ведь «смерть улыбается всем».  И энтелехия позволяет выдержать смертные испытания.  Вряд ли простые труженики, даже  не способные читать, задавались вопросами морали. Вопросами религии может быть, но и религиозными были не все.  Что же давало им сил прожить и умереть достойно? Многие факторы, о которых мы отчасти упоминали, а основополагающей является энтелехия.
Мы чувствуем уважение и к преступникам, злодеям, если они в своих злодеяниях проявляют, как нам кажется, мужество, ведут себя мужественно. Но правильно ли мы оцениваем ситуацию в подобных случаях?  Ведь мужество – это положительная нравственная ценность, а в отмечен-ных злом поступках разве есть она?  Мужество есть лишь качество человека, духовное свойство человека. Если качество интенционально связано с энтелехией и направлено на добро, то это нужно уважать и оценивать по-ложительно, это может быть и мужество.  Но если энтелехия направлено на злодеяние, то связанная с нею моральная ценность может иметь и отрицательную оценку.  Здесь мы имеем не мужество, а дерзость, свирепость, злостность, ресентимент, т.е. отрицательные моральные ценности.  Уважение же внушает проявленная сила духа, которая потенциально может служить добру, - за это мы и уважаем силу.  Уважать можно силу как потенциальное добро и осуждать силу за проявленное зло, т.е. сила не является моральной ценностью, а  предметным носителем ценности.  Для подобных оценок от человека требуется определенное благородство как признание и уважение добра и в противнике.
Пауль Тиллих пишет и о социальных механизмах, которые способствуют развитию мужества.  Особое внимание он обращает на «мужество быть частью» и на «мужество быть собой».  Мужество быть частью является коллективным мужеством, а мужество быть собой «есть мужество следовать доводам разума и не подчиняться власти иррационального» [15, с. 83].  Мужество быть собой предстает индивидуальным мужеством и получается, по Тиллиху,  что по ценностному рангу оно выше коллективного мужества.  Коллективное мужество производит впечатление нечто инстинктивного, не вписывающееся полностью в заслугу человеку.  В современном обществе возникли движения неоколлективистского типа, отмечает Тиллих: фашизм, нацизм и коммунизм. Потому неоколлективисткое мужество  быть частью можно изучать «в его коммунистических проявлениях». Здесь прямой намек  на советскую Россию.  П. Тиллих делает по этому поводу следующее замечание: «В мои намерения не входило дать исчерпывающий анализ ситуации в России, учесть роль Православной церкви, или различных национальных движений, или отдельных инако-мыслящих.  Я хотел описать неоколлективистскую структуру и свойственный ей тип мужества в том виде, в каком они проявились прежде всего в современной России» [15, с. 74].
Свойственно ли подобное России?  Было ли в ней коллективное мужество?  Было, но наряду с мужеством быть, т.е. с индивидуальным мужеством.  Против идеи  о преимущественно характерном для России «мужеством быть частью» говорят   факты о массовых поступках мужества и благородства в отношении «чужих», а не только «своих».  П. Тиллих, правда, замечает, что «мужество быть по своей сущности всегда есть мужество быть частью и мужеством быть собой в их взаимозависимости» [15, с. 74]. 
США присущ демократический конформизм замечает П. Тиллих.  Здесь развивается мужество быть собой в его крайней форме, что нашло отражение в экзистенциалистской литературе и искусстве.  Но здесь присутствует и мужество быть частью, частью общества демократического конформизма.  А современный ему экзистенциализм Тиллих оценивает как  наиболее радикальную форму быть собой.  Сама работа Тиллиха написана во многом с экзистенциальных позиций. 
Экзистенциальная философия по Тиллиху дает «теоретическое обоснование» мужеству отчаяния. Особенно  значимы работы Хайдеггера и Сартра. Хайдеггер в своей книге «Бытие и время» очень точно философски описал мужество отчаяния.  Если человек следует призыву быть самим собой, то с неизбежностью становится виновным. Тогда он способен «смело встретить отсутствие смысла во всех его проявлениях».  Сартр сделал из учения Хайдеггера наиболее радикальные выводы. Тиллих пишет, что идея Сартра «сущность человека есть его существование» выражает сущность экзистенциального творчества.    У Сартра «мужество быть собой – это мужество быть тем, кем ты решил быть» [15, с. 106]. 
П. Тиллих как протестантский теолог не мог не обратиться к религиозной вере и к Богу в вопросах о мужестве.  И он пишет об этом в 6-ой заключительной главе. «Всякое мужество быть, - читаем мы, - имеет явные или скрытые религиозные  корни.  Ведь религия – это состояние захваченности силой самого бытия» [15, с. 109].  Здесь  нет слов о церкви, как христианской общине, которая для верующих является важнейшим источником мужества быть.  Внушенное религией мужество быть можно рассмат-ривать как проявление мужества быть частью.  Протестантское мужество – это больше мужество быть собой, быть индивидуальностью.  Тиллих связывает с ним и мужество доверия.  «Приятие Богом, акт Его прощения и оправдания – вот единственный и предельный источник мужества быть, которое способно принять в себя тревогу вины и осуждения» [15, с. 116].  Но мы знаем тысячи людей, которые имели мужество достойно жить и умереть, не  испытывая, к сожалению, потребности в Боге.  Вера несомненно укрепляет мужество быть, но не только религиозная вера.
Как известно, у П. Тиллиха, есть замечательная работа «Динамика веры», в которой он приводит свое понимание религиозной веры. «Вера – это состояние предельной заинтересованности: динамика веры – это динамика предельного интереса человека»[12, с. 134].  Мы считаем, что вера может быть и нравственной ценностью[13].  Вера как моральная ценность есть вера в добро, есть уверенность в конечное, предельное торжество добра. 
Может вера как нравственная ценность быть фактором мужества быть, влиять на мужество человека? – Несомненно!  Тысячи людей жили, терпели и умирали с верой в абсолютное добро, в конечную победу добра над злом.  Конечно, если бы  они были верующими, то жить, терпеть и умирать им было бы легче.
«Корень мужества быть, - пишет П. Тиллих, - тот Бог, который появляется, когда Бог исчезает в тревоги сомнения» [15, с. 131].  Но для многих и подобное оказалось недоступным.  Мы должны это признать, хотя и с сожалением.  А помогали им в мужестве многие факторы отчасти отме-ченные выше.
Литература

1.    Аристотель. Никомахова этика //Сочинения: В 4-х т. Т. 4.  М.: Мысль, 1983.  
2.    Аристотель. О душе //Сочинения: В 4-х т. Т. 1.  М.: Мысль, 1976.  
3.    Даль В. Толковый словарь живого великорусского языка. М.: Рус-ский язык, 1989. Т.2. С. 357.
4.    Ожегов С.И., Шведова Н.Ю. Толковый словарь русского языка.  М.: Азъ, 1993. С.378.
5.    Платон. Лахет // Собр. сочинений. М.: Мысль, 1986. 
6.    Платон. Менон //Платон. Собр. соч.: В 3 –х т., т 1. М.: Мысль,1968
7.    Платон.  Протагор // Собр. соч.: В 3-х т., т.1. М.: Мысль, 1968.
8.    Платон. Государство // Собр. соч., т. 3(1). М.: Мысль, 1971. 
9.    См. например: Ожегов С.И., Шведова Н.Ю. Толковый словарь рус-ского языка.  М.: Азъ, 1993.
10.    См.: Платон. Лахет // Собр. сочинений. М.: Мысль, 1986. С. 237.
11.    См., например: А.А. Гусейнов. Закон и поступок (Аристотель, И. Кант, М.М. Бахтин) // ж. «Этическая мысль»: Вып. 2. М.:  2001 и др.
12.    См.: П. Тиллих. Динамика веры // Пауль Тиллих. Избранное. Теоло-гия культуры. М.: Юрист, 1995. См, об этом: П.Е. Матвеев. Религия и мораль: ценностный аспект. Владимир: Изд-во ВлГУ, 2018.
13.    См.:  П.Е. Матвеев.  Религия и мораль: ценностный аспект. Влади-мир: Изд-во ВлГУ, 2018.
14.    См.:  Г. Дриш. Витализм. М.: Изд-во ЛКИ, 2007.
15.    Тиллих П. Мужество быть // П. Тиллих. Избранное. Теология культу-ры. М.: Юрист, 1995.  
16.    Шолохов М.А. Тихий Дон. Том первый. Книга вторая. М.: ИМЛИ РАН, 2018.
17.    Шолохов М.А. Тихий Дон. Том второй. Книга четвертая. М.: ИМЛИ   РАН, 2018. 
18.    Философская Энциклопедия. 2010. Т.2. М.: Мысль, С. 618.

References
1.    Aristotel'. Nikomahova jetika //Sochinenija: V 4-h t. T. 4.  M.: Mysl', 1983.  
2.    Aristotel'. O dushe //Sochinenija: V 4-h t. T. 1.  M.: Mysl', 1976.  
3.    Dal' V. Tolkovyj slovar' zhivogo velikorusskogo jazyka. M.: Russkij jazyk, 1989. T.2. S. 357.
4.    Ozhegov S.I., Shvedova N.Ju. Tolkovyj slovar' russkogo jazyka.  M.: Az#, 1993. S.378.
5.    Platon. Lahet // Sobr. sochinenij. M.: Mysl', 1986. 
6.    Platon. Menon //Platon. Sobr. soch.: V 3 –h t., t 1. M.: Mysl',1968
7.    Platon.  Protagor // Sobr. soch.: V 3-h t., t.1. M.: Mysl', 1968.
8.    Platon. Gosudarstvo // Sobr. soch., t. 3(1). M.: Mysl', 1971. 
9.    Sm. naprimer: Ozhegov S.I., Shvedova N.Ju. Tolkovyj slovar' russkogo jazyka.  M.: Az#, 1993.
10.    Sm.: Platon. Lahet // Sobr. sochinenij. M.: Mysl', 1986. S. 237.
11.    Sm., naprimer: A.A. Gusejnov. Zakon i postupok (Aristotel', I. Kant, M.M. Bahtin) // zh. «Jeticheskaja mysl'»: Vyp. 2. M.:  2001 i dr.
12.    Sm.: P. Tillih. Dinamika very // Paul' Tillih. Izbrannoe. Teologija kul'tury. M.: Jurist, 1995. Sm, ob jetom: P.E. Matveev. Religija i moral': cennostnyj aspekt. Vladimir: Izd-vo VlGU, 2018.
13.    Sm.:  P.E. Matveev.  Religija i moral': cennostnyj aspekt. Vladimir: Izd-vo VlGU, 2018.
14.    Sm.:  G. Drish. Vitalizm. M.: Izd-vo LKI, 2007.
15.    Tillih P. Muzhestvo byt' // P. Tillih. Izbrannoe. Teologija kul'tury. M.: Jurist, 1995.  
16.    Sholohov M.A. Tihij Don. Tom pervyj. Kniga vtoraja. M.: IMLI RAN, 2018.
17.    Sholohov M.A. Tihij Don. Tom vtoroj. Kniga chetvertaja. M.: IMLI   RAN, 2018. 
18.    Filosofskaja Jenciklopedija. 2010. T.2. M.: Mysl', S. 618.

Категория: Мои статьи | Добавил: Евлампиевич (13.01.2020)
Просмотров: 411 | Рейтинг: 0.0/0
Всего комментариев: 0