Мой сайт

СТАРООБРЯДЧЕСКАЯ ЭТИКА И ЭКОНОМИКА

                                                       (ценностный анализ)

В древнерусском языке вместо слова «эконом» употреблялось слово «иконом», которое было заимствовано из греческого языка, где оно означало «хорошего хозяина», «домострой».  Вл. Даль в своём «Толковом словаре живого великорусского языка» так передаёт содержание самого слова «эконом».  «Эконом - греч. Хороший хозяин, домострой, скопидом, расчётливый, сберегающий что можно».

И вот удивительная судьба слов!    Если такие слова как «эконом» или по современному «экономист», уважаемы, ценимы, то слова «домострой», «домостроевщина» воспринимаются как обозначение чего-то чрезвычайно консервативного, ретроградного, отсталого.  И не последнюю роль в утверждении подобного значения слова «домострой» сыграло одноимённое произведение русского средневековья «Домострой», датируемое XVI веком, т.е. веком, предшествующему расколу русской православной церкви, когда, можно сказать, все на Руси являлись старообрядцами, когда произошёл Стоглавый Собор, важный для действительного старообрядчества, начавшегося столетие спустя - с реформ Никона 1666-67 гг.  Произведение «Домострой» важно как раз для осознания истоков, сущности и специфики этики старообрядцев, в частности, их хозяйственной этики, ибо эта книга  и есть доступное, но не элементарное изложение хозяйственной этики православия дониконианского периода.

Что отличает этику старообрядцев, и, в частности, их нравственное отношение к экономике?  Трагична для православной русской церкви, как в целом для России, история раскола.  Казалось бы, чисто формальные, касающиеся только внешних обрядов, предложенные патриархом Никоном и его сторонниками новшества не должны  вызвать таких серьёзных, существенных потрясений в обществе, какие произошли.  По разному объясняют учёные этот факт.  Так,  знаменитый, и по праву, историк С.М. Соловьёв  этому вопросу даёт следующее толкование: «Горизонт русского человека был до крайности тесен, жизнь проходила среди немногочисленного ряда неизменных явлений; эта неизменность явлений необходимо приводила к мысли об их вечности, божественном освящении, они получали религиозный характер, религиозную неприкосновенность, изменение их считалось делом греховным...  Такова обыкновенно бывает жизнь сельского народонаселения, которое потому так упорно держится старого, так тяжело на подъём...»[1].

Но, думается, ошибался здесь великий историк, ибо с точки зрения современных знаний о Руси, не столь уж тесен был горизонт русского человека, да и не в сельском образе жизни заключалось дело, ибо многие раскольники жили и сейчас живут в городах.

Сын С.М. Соловьёва, один из наиболее талантливых русских философов, - Вл.С. Соловьёв объяснял причину раскола тем, что раскольники противопоставили «личное мнение против вселенского определения Церкви, частное против целого»[2].

Но дело в том, что старообрядцы никогда не представляли себя вне Вселенской Небесной Церкви - «Града Божьего», которая не тождественна ни одной земной реальной церкви и тем паче она не тождественна для них русской православной ортодоксальной церкви, допустившей акт грехопадения  своей церковной иерархии, когда, как это пишется в одном из старообрядческих сборников, на святом месте воцарилась «мерзость запустения», т.е. пророчески сбылись известные слова из почитаемой среди старообрядцев книги пророка Даниила[3].

Ближе к истине прот. Г. Флоровский, отметивший, что «тема раскола не «старый обряд», но Царствие»... «И для них  «Царствие» осуществлялось скорее в Царстве, чем в Церкви... Это и была тема раскола»[4].  «Раскол не старая Русь, не мечта о старине.  Раскол есть погребальная грусть о несбывшейся и уже несбыточной мечте».

Однако  историческое старообрядчество «преимущественно» никогда не являлось «социально-апокалиптической утопией», ибо всегда шло от реальной жизни, правда, апокалиптически трактуемой, и направлено было не на какую-то социальную утопию, которую они считали нереализуемой в мире, поколебленном Антихристом, а на жизнь вечную, небесную.

В одной из значительных последних научных монографий, посвящённых старообрядчеству, - в книге известного слависта, эмигранта 1-ой волны, С. Зеньковского «Русское старообрядчество» справедливо сказано, что «как каждое большое историческое явление, будь это протестантская реформация или русская революция, так и русский церковный раскол семнадцатого века не был результатом случайных столкновений, неудачных действий нескольких лиц или одного идеологического конфликта»[5].  И дело не в приверженности старообрядцев «старому обряду»: «Старый обряд в значительной степени часто стал увлекающим и удобным знаменем, за которым отдельным вождям было легко повести церковный народ, недовольный той пищей духовной, которую ему предлагало возглавление церкви и рутинёры из рядового духовенства»[6].

С. Зеньковский правильно отмечает, что часто огульно обвиняемые в консерватизме, традиционализме « «старообрядцы» в значительной степени иногда изменили более важные черты традиционного русского православия, чем те, которые пострадали от затеек нетерпеливого патриарха.  Говоря о старом обряде, вожди сопротивления Никону и епископату, на самом деле вели своих последователей не обратно к древне московской вере, а к вере новой, вере основанной на желании более горячей, более активной и более целостной религиозной жизни, чем та, которую они находили в своих приходах и обителях»[7] [Выделено мною - М.П.].

Надо отметить, что и в «старом обряде» старообрядцы видели нечто новое по сравнению с их противниками, а именно: веру, а в ней обряд, язык, быт они воспринимали как границы духовной, национальной безопасности.  Они воспринимали данные феномены в их двоякой реалистичности: как реалии чисто предметные, и как духовные, имеющие религиозный, эстетический, нравственный смысл.  Мы сейчас только так, например, начинаем смотреть на православную икону, отмечая особо за выдающиеся ценности иконы, написанные именно до раскола, а ведь старообрядцы так оценивали иконы всегда[8].

Надо отметить, в связи с этим и то, что для старообрядцев очень важной была ценность истинной духовности, духа, и духа русского, исконно православного.  Вот за что они сражались, шли на костёр, покидали родину, Россию, отправляясь на чужбину в полную неизвестность, но унося с собою то, что, определяло с их точки зрения эту истинную духовность. И этот дух старообрядчества ориентировался на «старые», патристические ценности, которые, заметим, в христианстве всегда «юные», новые для новых условий.  И следует учитывать также, что с точки зрения патристики, которой старались следовать староверы, не даром в их среде столь почитаем св. Иоанн Златоуст, в христианстве наиболее ценно то, что ближе к Христу, в том числе и по времени.  Старообрядцы и выступили, во-первых, за сохранение, возврат к православным истинным ценностям в новых исторических условиях, а, во-вторых, за их творческое развитие, особенно за борьбу против неглубокого, формального, поповского к ним отношения.  Но в силу отпадения от земной православной соборной церкви, они и сами утратят многие старые православные ценности, о чём ещё будет сказано ниже.

М. Вебер, исследуя протестантскую этику и её влияние на развитие рыночного капитализма, отмечал, что в этой этике «нажива в такой степени мыслится как самоцель, что становится чем-то трансцендентным и даже просто иррациональным по отношению к «счастью» или «пользе» отдельного человека»[9].  И на этой иррациональной основе и формируется рациональное капиталистическое хозяйство.  В этом отношении этика старообрядцев также в своих основах, несомненно, трансцендентна и иррациональна, ибо она признаёт наличие трансцендентных ценностей за повседневными, в том числе экономическими, явлениями, что и придаёт обычной предметной деятельности человека особый духовный, нравственный смысл.

В то же время надо признать, что старообрядческая этика не предстаёт здесь противоположностью православной ортодоксальной этике, она лишь более последовательно развивает одну из антиномичных противоположностей, изначально присущих православной морали. В целом следует отметить, что старообрядческая этика является христианской и православной по своей сущности, она имеет единую природу с ортодоксальной православной моралью и  значительно сильнее отличается от католической морали или протестантской этики.  В то же время в ней есть свои особенности, определяемые спецификой социальных и духовных условий, в которых оказались старообрядцы после никоновских реформ 1666-67 годов.

Что касается антиномий, то христианство впервые открывает реальную антиномичность бытия, в том числе и нравственного.  Так, христианская этика устами Христа утверждает, что «всякому имеющему дастся и приумножится, а у не имеющего отнимется и то, что имеет» (Мф 25, 29).  Таков тезис, а антитезис утверждает, что «удобнее верблюду пройти сквозь игольные уши, нежели богатому войти в Царство Божие» (Мф 19, 24).  И в православии старались следовать антиномичному противоречию тезиса и антитезиса, потому здесь встречается как аскетическая линия в этике, уводящая человека на «узкий путь спасения» через уход из мира в монастырь, в «мать-пустыню», столь любимую русскими духовными поэтами, так есть здесь и вторая тенденция, утверждающая активный, но по законам Добра, Истины, Красоты образ жизни в миру, в том числе и через продуктивную хозяйственную деятельность.  И ни одна из этих противоположностей не может быть абсолютизирована[10].

И в старообрядчестве также присутствуют обе тенденции, ибо корень его, повторимся,  один с ортодоксальным православием.  Так, уже в XVII веке выделяется здесь крайне аскетическое направление, проповедующее уход из мира, покорившегося яко бы Антихристу, и доходящее до таких крайних форм изуверства, как самосожжение, само уморение, само заклание, само утопление.  Как пишет А.В. Карташев: «В  1672 г. отмечен был первый случай  массовой «гари»: сожглось около 2000.  В «гарях» Пошехонского уезда Ярославской губернии за 1676-1687 гг. сожглось 1929 человек» [11].

Наиболее известным проповедником самоистребления был чернец Капитон из Вязниковского уезда Владимирской губернии, «первый за веру стоятель», - как оценивали его сами старообрядцы.  Знаменитый протопоп Аввакум также не выступил против самосожжения, которое он рассматривал как «блаженный извод о Господи».  «В огне то здесь небольшое время потерпеть, - писал могучий бунтарь (странно, а, ведь, действительно, этого несгибаемого поборника «старого обряда» воспринимаем мы как бунтаря!). - Боишься печи той?  Дерзай, плюй на неё, не бойся!  До пещи страх, а егда в неё вошёл, тогда и забыл всё». - Так он и сам примет смерть в год «генерального гонения» 1682.

Однако в целом протопоп Аввакум представлял собой, и талантливо защищал, иную, «мирскую» тенденцию, проявившуюся  уже в раннем старообрядчестве, а вернее сказать, сохранившуюся, и получившую здесь дальнейшее развитие.  Как пишет С. Зеньковский: «ссылаясь на слова апостола Павла, протопоп Аввакум, близкий друг Неронова, сидя в подземной тюрьме, в наиболее трудные годы для бывших боголюбцев [а затем и старообрядцев - М.П.], защищал жизнь в миру, семью и рождение детей от радикальных аскетов, указывая, что весь мир благословен Господом: - «на всяком месте владычество Его, благослови душа моя Господа»[12].

Тенденция аскетическая ослабнет со временем в старообрядчестве, хотя не умрёт здесь до ныне, линия же «светская» получит продолжение и развитие как у поповцев, так и у беспоповцев - федосеевцев, поморцев.  Особенностью старообрядцев является то, что здесь эти две тенденции - «аскетическая» или, как её называют сами старообрядцы, «рабская» - от понятия «раб Божий», и «мирская», «светская» не получают того формального разделения, что наблюдается в ортодоксальном православии и католичестве, где они породили соответственно «монастырь» и «мир», значительно удалённые друг от друга и физически и духовно, хотя и не теряющих окончательно связей между собой.  В старообрядчестве же существовавшие скиты всегда были и физически и духовно тесно связаны с сельскими и городскими общинами своих единоверцев. 

Кроме того, в среде старообрядцев особенно беспоповцев - поморцев широкое, можно сказать повсеместное, распространение получил институт, так называемых, «рабских», т.е. тех же мирян, которые дали особый обет Богу, отнесли епитимью, и стали «рабами Божьими», но продолжали жить в миру, хотя и имели свой отдельный «стол», посуду, одежду. Как правило, «рабскими» становились люди, достигшие 50-летнего и старше возраста, оставшиеся вдовыми или вдовцами, или же вообще безбрачные.  Именно существование рабских в старообрядческих общинах и их особо аскетический образ жизни, с которыми впервые сталкиваются не старообрядцы, и породили разные измышления об особой некоммуникативности, негостеприимности, даже враждебности к «чужим» староверов.

На самих   же старообрядцев эта единая в пространстве и времени жизнь «мирских» и «рабских» действовала благотворно, ибо это определённым образом одухотворяло мир, не позволяло опускаться ниже определённого нравственного уровня систему ценностей и оценок, способствовало органической духовной связи поколений, накоплению духовного, нравственного опыта.

«Светская», активная в миру тенденция в старообрядчестве проявиться и в XVIII веке, и в XIX веке. Широкую известность, и не только в среде старообрядцев, получит деятельность Выговской пустыни, организованной в Поморье на реке Выге в 1694 году.  «Общежительство пало, просуществовав около 150 лет, достигнув громадного влияния как в религиозно-нравственном, так и в экономическом отношениях»[13]. Здесь будут творить такие идеологи старообрядчества как братья Денисовы.  Семён Денисов предстанет как первый историограф старообрядчества, труд которого «Виноград Российский» посвящён житию подвижников старообрядчества.  Андрей Денисов является одним из авторов известного богословского старообрядческого произведения «Поморские ответы». В XVIII и, особенно, в XIX веках старообрядцы проявят себя активно в предпринимательстве, в частности, в мануфактурном производстве, в торговле.  Их среда породит  Гучковых, Морозовых, Рябушинских, Прохоровых и других, которые станут известны и как меценаты, «благотворители», сделавшие очень много и материально для русской культуры.

В то же время для старообрядцев не характерна активность в сфере науки, искусства, политики.  Чем всё это объясняется?  Несомненное влияние здесь сказывается и определённых социально-политических условий, когда, с одной стороны, для старообрядцев был закрыт доступ к активной научной, политической деятельности, а, с другой стороны,  начиная с Екатерины II, текстильная мануфактура существовала без регистрации верований своих производителей.  Таким образом, само социальное положение «изгоев» общества в определённой степени и в среде староверов, как и в среде евреев, стимулировало к определённой хозяйственности.  С другой стороны, здесь проявляется и духовный фактор, в частности, своеобразие этики староверов.

Дело в том, что в любой религиозной этике, к которой, несомненно, относится и рассматриваемая нами этика старообрядцев, очень важное значение имеет учение о спасении - сотериология.[14]  В православии есть своя особенность в сотериология в отличие от также христианских по своей сущности аналогичных учений католицизма и протестантизма.[15] Спасение здесь есть духовное перерождение, и вступление уже в этой жизни в Царство Божие любви и добра.  Условием спасения является как благодать Бога, так и вера и дела самого человека, которые должны быть свободными, а не по принуждению.  Дела сами по себе не имеют спасительного значения без подобающего состояния души, также как недостаточно только веры в благодать Божию без активной борьбы с грехом. Старообрядцы разделяют эти воззрения, - и уже потому их этика, конечно, более близка к ортодоксально православной, нежели к протестантской, с которой её, уже можно сказать, традиционно сравнивают.  Но у старообрядцев усилен эсхатологический, апокалипсический момент, они действительно считают, что мир по многим признакам подчинился Антихристу, которого они не всегда отождествляют с физическим лицом, а рассматривают, прежде всего, как определённое духовное явление.  И особенно низко пали государства, о чём  свидетельствует уже третье слово Дьявола к Христу (Мф 4, 8-11) и другие признаки, а также  реальная, историческая христианская Церковь.  И поэтому целесообразно устраняться от активной политической, духовной деятельности, как и не делать культа из любого мирского успеха, не рассматривать мирской успех как критерий богоизбранности человека, его предопределённости, что, отметим, отлично от позиций в этом вопросе протестантизма.

Как отразилось на старообрядцах их отпадение от православной единой соборной церкви и формирование у них по сути дела конгрегациональной религии? - С одной стороны, это способствовало развитию духа предприимчивости, самостоятельности, духу индивидуализма, - старообрядцы, не отрицая значения и общежития, в то же время изначально тяготеют к либерализму, к институту частной собственности, и этим во многом объясняются их сложные отношения с советской властью, с тоталитаризмом, коллективизмом, с системой, утверждающей только одну общественную форму собственности.

Но, с другой стороны, трагической ошибкой, виновными в которой являются обе стороны, предстаёт отпадение старообрядцев от православной Церкви как реальной, земной организации, которая при всех её действительных недостатках обладает тайной благодати, выступает столпом и утверждением истины, обеспечивая единство и органичность духовной жизни своих верующих.  Старообрядчество, утратив единую церковную организацию, породило сектантство и определённый идейный застой в своей среде. Сектантство привело в сфере нравственного бытия, с одной стороны, к релятивизму, а с другой стороны, к догматизму.  А идейный застой у старообрядцев проявляется, в частности, в том, что их этика  предстаёт по большей части нормативной этикой, можно сказать, моралью,  она не имеет развитого теоретического обоснования, развитого рационального учения о морали. Этика здесь онтологична, а онтология этична, равно как и вся идеология старообрядчества неотделима от их этических воззрений. Таким образом, старообрядчество не однозначное, противоречивое, даже антиномичное явление, в том числе и в своей этике.  И таковым оно являлось изначально.

Будучи этикой  патриотической, этика старообрядцев в то же время не является этикой националистической.  Старообрядцы отличаются как раз не узко понятым «слепым патриотизмом», а «широким», соборным подходом к этой важной проблеме.  Они разделяют понятия родины и отечества, как места своего физического рождения и духовного становления (как, между прочим, они всегда чётко разделяли понятия советский и русский).  Отечеством для русских, конечно, является Россия, где истоки русской культуры, русского языка.  Однако наряду с правильно понятыми национальными ценностями, есть ценности и вселенские, общечеловеческие, к которым они по справедливости причисляют и православие, и которые являются истинными и святыми.  Общечеловеческое же есть в любой культуре, и потому старообрядцы уживаются в любом обществе, среди любых народов, чтя истинные ценности своей физической родины и сохраняя верность православным русским ценностям, сберегая свою русскую национальную особенность, вплоть до быта, за которым, как отмечалось, они также видят определённую моральную ценность.

Объективная, общественная этика (мораль) старообрядцев во многом определила их субъективную этику (мораль), для которой характерны такие субъективные положительные ценности как умеренность, терпение, стыдливость, трудолюбие, чистоплотность, верность, мужество.  Для старообрядцев, например, очень важным является понятие «постыдного греха», наряду со «смертным грехом», - так грех пьянства рассматривается как менее постыдный, аморальный, нежели грехи блуда, чревоугодия или курения, ибо последние связаны с телом, а первый - с душой. Надо отметить ещё одну интересную черту этики старообрядчества - она не признавала неморальных явлений, так называемых адиафор.  Для неё и принцип «Не кури!» является нравственным, что оспаривается в этике православной или протестантской.  Но в целом, субъективная этика старообрядцев - это тема отдельной работы.

В конце же данной статьи хочется заметить, что нельзя и идеализировать этику старообрядцев, - о некоторых её недостатках было здесь сказано.  Эти недостатки отражены и в других работах, в частности, в художественных произведениях. - Можно сослаться хотя бы на знаменитые романы о старообрядцах П.И. Мельникова (Анд. Печёрского) -  «В лесах», «На горах», где наряду с положительными героями, такими как справедливый, верный в слове и в деле, купец и предприниматель Потап Максимович Чапурин действует и вероломный, наглый Алексей Трифонов, способный к бесчестию, к обману, прелюбодеянию, или Марк Данилович Смолокуров, проявивший себя не только как способный, деловой хозяйственник, но и как человек жестокий, жадный, способный из-за денег предать и близких ему людей.

Этика старообрядцев, как и всякое иное социальное явление, содержит в себе черты совершенные, идеальные и несовершенные, ограниченные.